С гитарой по жизни. Воспоминания - Николай Таратухин

С замиранием сердца после отбоя пришел на экзекуцию. Сразу заметил, что, Валя закрыла дверь на ключ. Имей я дар Мопассана, описывать случившееся смог бы долго и красочно. Буду краток. Когда нежные женские руки коснулись моих бедер, а затем и всего того, что было выше – это скукожившееся, со страхом ожидавшее своей участи мое мужское достоинство, вдруг начало принимать угрожающие размеры…

В общем, кисточка куда-то закатилась, надо было бритье закончить, но Валя, заглядывая под тумбочки, принимала такие соблазнительные позы, что мы эту кисточку искали чуть ли не до утра…

Как жаль, что рассветы летом наступают очень рано… Поцелуй на прощанье. Пожелания счастливой операции – и все. Побритый, с пустым кишечником и всем остальным, я завалился на кровать. Перед операцией еще одна клизма – и я на столе. Женщина-хирург, у которой я с утра был, кажется, пятым, посмотрев на меня усталыми глазами, спросила о самочувствии:

– Что-то бледно выглядишь. Боишься?

– Все хорошо. Просто слегка волнуюсь.

– Ну, тогда надо немножко потерпеть. Сейчас сделаем укольчик, затем другой и все быстро закончится.

Правда, второй укольчик был весьма болезненным. Слышал, как начался разрез, но никогда не слышал такого сочного женского мата. Аппендикс оказался у меня не на своем месте. С трудом нашли около печени.

– Родненький, ну, потерпи еще немножко, сейчас перетянем и отрежем эту гадость. Хочешь увидеть?

Я отказался, увидев ее руки почти по локоть в крови. Операция длилась 45 минут, но мне показалось, что дольше. В палате действие наркоза закончилось, и мне стало мучительно больно. Я орал, что у меня там что-то забыли. Надоев окончательно дежурной медсестре и получив тройную дозу обезболивающих, я проспал почти 12 часов.

На следующий день пришла Валя. Как ни в чем не бывало. Строгая и только на «вы». Прочитала инструкцию о том, как себя вести после операции, что можно есть, что нельзя, и ушла, «как каравелла по волнам…». Я в грусти. Если бы не книга, которую читал сосед, то я, может быть, и плакал бы. Это были «Двенадцать стульев» и «Золотой теленок» Ильфа и Петрова. Проглотив ее за пару часов и возвратив соседу, я словно удав, пообедавший кроликом, начал переваривать содержимое. Соседи по палате удивленно смотрели на меня, когда ни с того ни сего, по их мнению, я начинал давиться от смеха. Именно давиться, потому что швы не позволяли смеяться во все горло. Перепуганные дежурный врач и медсестра думали, что у меня поехала крыша. После моего объяснения все успокоились.

На другой день, увидев Валю в сестринской комнате, я подошел, вернее, подковылял к ней. Поздоровались.

– Ты, работаешь две смены подряд?

– Нет. Вчера я приходила тебя проведать. Как самочувствие?

– Нормально. А у тебя, вижу, что-то случилось?

– Да, случилось… Приходи. Сегодня расскажу.

Весь день я был как на иголках. Есть хотелось страшно, но жидкая овсяная каша не лезла в горло. Я терялся в догадках. Что я о ней знал? Во время наших посиделок она рассказывала о себе. Жила она в станице Ленинградской (это на севере Краснодарского края). В семье она была единственной дочерью. Отец – потомственный казак, прошел всю Отечественную войну. Вернулся весь израненный. Долго болел. Пять лет назад умер. После окончания школы поступила в Краснодарское медучилище. Окончив его, вернулась работать в станичную поликлинику медсестрой. В Краснодаре живет всего три месяца в съемной квартире.

После отбоя с замиранием сердца приблизился я к сестринской комнате. Валя была там. Несколько минут ушли на осмотр и перевязку раны. Гноя не было. Ее руки нежно касались моего тела, но я с нетерпением остановил их.

– Так, рассказывай: что произошло?

– Я тебе сразу не сказала… Я замужем. Но муж после свадьбы загулял и ушел к другой женщине. У нас в станице это считается позорным, ко мне стала прилипать кличка «брошенка». Не выдержала я этого и уволилась из поликлиники и теперь вот я тут. Вчера мать вызывала меня на переговорный пункт. Плакала. Рассказывала, что сильно болеет, а Игорь, муж, каждый день приходит, просит прощения и просит, чтобы она уговорила меня вернуться. Вот прислал письмо. Раскаивается, обещает мыть мне ноги и пить эту воду. Хочешь почитать?

Конец ознакомительного фрагмента.